– Кого только, Олег Григорьевич, не видели мы сегодня на вашем вечере...
– И кого же?
– Чуть ли не весь цвет ярославской изящной словесности. Ваших коллег-филологов – профессуру! Главных специалистов библиотек, знакомые лица из писательских организаций и литературных объединений.
– Вход-то был свободный, собрались, как я понимаю, на чистом интересе. И слава Богу.
– Но как тут не согласиться с тем, о чём, имея в виду узкий круг слушателей, так горько пошутил ведущий вечера Сергей Чупринин – дескать, скоро мы с вами будем в России знать друг друга в лицо и по имени-отчеству.
– Может быть – продолжу эту мысль – наступает какой-то новый этап поэтического подполья, со своей лексикой и уставом, на манер средневекового рыцарского ордена.
– Звучат эти, совсем не святочные, шутки особенно мрачно в стране Пушкина и Некрасова.
– Как говорит ваш друг критик Игорь Шайтанов, дело не в том, что стихов нет, а в том, что куда-то в другую сторону заторопился читатель.
– На вечере приводилась статистика, показывающая, что дела, возможно, обстоят не так уж худо. Если лет тридцать назад пишущих стихи и издающих книги на русском языке в России и во всём мире было тысячи две, то сейчас тех, кто хоть раз выпустил сборник стихов, сколько? 48 тысяч, хоть ставь тут три восклицательных знака. Теперь нет ничего проще выпустить книжку даже в Москве. По словам Чупринина, сделать это можно тысяч за пятнадцать – накопить такие деньги не составит труда и пенсионеру.
– Хочешь, издавай свои стихи хоть в собственной редакции, отправляй их в Интернет, нет никакой проблемы. Она как раз всегда была в том, как разобраться в такой разноголосице, как понять, кто чего стоит в поэзии, какие стихи надо читать, какие нет, а какие любому нормальному человеку просто нельзя не прочесть.
– Как же на русском олимпе этот вопрос решается в наши дни?
– Инициатором нашей ярославской поездки было «Общество поощрения русской поэзии» и учреждённая семь лет назад руководством «Газпрома» традиция присуждения национальной премии «Поэт». Девять экспертов жюри независимо друг от друга выносят свои суждения, мягким рейтинговым голосованием определяют лауреата. Обо всём этом лучше сказал бы профессор Чупринин, но известно и мне, что присуждается премия не за отдельные книги, а за вклад автора в русскую поэзию, предполагающий длительные творческие усилия.
– Мы слышали, что эта премия – самая «дорогая» в мире из всех, что присуждаются за стихи.
– Очевидно так и есть. Это 50 тысяч долларов США в рублёвом эквиваленте. Дают её раз в году и получить её можно только однажды в жизни, как Нобелевскую премию.
– Напомним, кто ещё стал лауреатами? Одного из них, Тимура Кибирова, наши читатели знают по его приезду три года назад на ярославский фестиваль поэзии «LOGOрифмы».
– Такую награду имеют Александр Кушнер, Олеся Николаева, Сергей Гандлевский, Инна Лиснянская, Виктор Соснора. Ну вот, кажется, никого не забыли.
– Кроме премии «Поэт», в вашем багаже, Олег Григорьевич, две Государственные премии РФ, две пушкинские – российская и фонда Альфреда Тёпфера (Германия), премия «Anthologia», две Больших премии – «Триумф» и имени Пастернака. И всё это награды чуть ли не одного последнего десятилетия. Что она такое для вас, слава поэта?
– Признаю её только, если речь идёт о великих. Мой сосед по даче Булат Окуджава говорил, что слава вещь посмертная, при жизни бывает только популярность.
– Не рискнул бы, несмотря на все ваши лауреатства, назвать вас «популярным поэтом».
– И правильно делаете. Вы бы меня этим, может быть и сами того не ведая, очень огорчили. Со времён моих первых публикаций в журнале «Юность», то есть почти за полвека, набор двух моих книжек был «рассыпан» – не пропустила цензура. В 1989 году у меня вышел третий сборник, за все девяностые годы – только один, «Пробегающий пейзаж», избранное. Появился новый читатель, он, возможно, и имени-то моего не слышал, какая уж тут популярность.
– Но ведь её, популярность, стихотворцу во времена нашей с вами молодости мог принести только один-единственный вечер в Лужниках. Лучше всех известно это вашим сверстникам, поэтам-шестидесятникам.
– Вы правы, но это сказано не про меня. На стадионе поэт обращается ко всем слушателям сразу, а мне, когда я читаю стихи, нужно видеть лица, глаза тех, к кому адресовываю их. Помню, как с Наумом Коржавиным в начале 60-х ездили мы в Дубну. Тогда стихами бредили и физики-атомщики, и биологи-генетики. В первых рядах сидели кто? – академик Понтекорво, ученик Ландау – Смородинский... Выступать хотелось мне лет до тридцати. И хотя я знал, что Анна Андреевна Ахматова подсмеивалась над тем, что Пастернак готов был мчаться выступать «хоть в Марьину рощу», я был на его стороне. Но это прошло с молодостью. Как-то я читал в одном небольшом заводском клубе. Начал с того, что мне как автору было дорого самому. Но в перерыве обескураженный организатор вечера шепнул мне: дескать, давай чего-нибудь повеселее, «засыпают». Я прочёл какую-то пустяковину, написанную на втором курсе пединститута, и к моему полному недоумению был принят на ура. Как-то я не поленился подсчитать: на вечерах поэзии я читал не больше десятка раз, за всю свою жизнь.
– Как же вы всё это время жили-выживали?
– Работал в журналах, печатал других поэтов. Переводил с разных и не только европейских языков, больше всего с английского, армянского. Старался делать это профессионально, выручало ремесло. Открыл для себя великую современную польскую поэзию – в России её почти не знают. Одним из первых перевёл стихи американского классика
ХХ века Роберта Пенна Уоррена – он известен у нас как прозаик, автор бестселлера «Вся королевская рать», экранизированного на телевидении. В английской поэзии я тоже нашёл родственную душу – лирика романтика Джона Китса, современника Пушкина. В гражданскую войну отец мой был красным кавалеристом, потом работал в милиции, но с лошадью не расставался всю жизнь – а Китс был сыном конюха. О нём есть строки в моей поэме «Свои»: «Могу гордиться, что Пегас мой как у Китса, тоже с конного двора».
– Перед нашей встречей перечитал кое-что из Чухонцева, в том числе и эту поэму – «памяти ближних». Нашёл там верхневолжские, рыбинские мотивы. Инвалид дядя Яша балагурит: «Мы из рыбинских, – смеётся, – нас на пушку не возьмёшь».
– Я родился в подмосковном Павловском Посаде, а семейное древо у нас широкое, ветвистое. Среднюю полосу России, её исторические города считаю своей духовной родиной. В разгар хрущёвской оттепели попала под сукно моя поэма из времён нашествия Батыя и битвы на Сити – «Осаждённый», про оборону Торжка. В конце оттепели я «подорвался» на временах Ивана Грозного. Попало под запрет стихотворение о вашем земляке князе Курбском. Дерзкий поступок «царёва изменника» был в моей версии мщением за тиранство тому, «кто сам отступник, добро возводящий в порок». Она не совпадала с тогдашним официальным взглядом на личность и судьбу Грозного, на его переписку с Курбским.
– На вечере вы читали ещё одно стихотворение, о каком можно сказать, что оно родом с Верхней Волги – «В той земле». Его вспоминали, и не раз, «ополченцы» в недавней экспедиции «Под княжеским стягом» на Рыбинское море с участием корреспондентов «Северного края». Напомним его начало нашим читателям? «А в той земле, где Рыбинское море//теперь шумит, где белый теплоход//кричит в тумане, чувствуя в моторе//живую боль и сбрасывает ход,//как бы поклон последний отдавая». Знаем, Олег Григорьевич, «в той земле, где Рыбинское море» гостили вы в нынешние рождественские каникулы не один день. С кем встречались, что видели?
– Рыбинск, Углич, Мышкин отложили до следующих приездов. Сосредоточились на Ярославле, нашем гидом здесь был заместитель редактора журнала «Континент», давний автор вашей газеты Евгений Ермолин. Чтобы рассказать обо всём, потребовалось бы ещё одно интервью. Если вкратце, то самое сильное впечатление у нас от чудо-храма Иоанна Предтечи и его драматического соседства с действующим заводом, от обновлённой Карабихи, где в стенах старой усадьбы жив некрасовский дух, от экспозиции «Слово о полку Игореве» в музее-заповеднике. А ещё от коллекции «крепостного портрета» в художественном музее. Когда-то купил такой альбом с комментарием к иллюстрациям реставратора Савелия Ямщикова, и теперь, словно лица близких людей, узнавал знакомые черты на портретах купцов и купчих... Увозим на память о рождественских встречах дар Некрасовской библиотеки – монографию «Ярославль дворянский», первые номера нового регионального журнала «Мера», полученные из рук его главного редактора Герберта Кемоклидзе, и презент «Северного края» – номер газеты с репортажем «Чайки над поклонным крестом», снимки, сделанные в экспедиции на Рыбинское море – с развалинами последнего храма «страны Мологи». Спасибо за понимание!
А мы поблагодарили гостя за беседу и за ответный презент для библиотеки редакции – с автографом Олега Чухонцева «В память знакомства» книгу его избранного «Из сих пределов», изданную в Москве в 2005 году и практически сразу ставшую библиографической редкостью.
Беседовал Юлиан НАДЕЖДИН 
Марина КОЗЛОВА